Старый герб
Выводил за поветьВороного коня.Красовался медведьНа гербе у меня.На щите, на резьбеБелокрылых ворот.И моей худобеУдивлялся народ:«Ох, погубит семью!Ох, лядащий какой!Что меча — сулеюНе поднимет рукой!»На щите, на гербеОтражался сполох.И дудел на трубеМне вослед скоморох:«Что ты выдумал, князь?Возвращайся назад!С шатуном породнясь,Ты погубишь посад…»Рассмеялся в глазаВ чистом поле степняк:«Это что за гроза?Что за старый сушняк?Что за дерзкий хвастун?Что за голь-нищета?»..Разъярился шатунИ сошёл со щита!А в обиде медведьНеобуздан и лют…Да не будут вдоветьНи княгиня, ни люд!
ДиН гостиная
Евгений Чепурных
Нет у людей ни гвоздей, ни муки.Кто там играет на флейте?Кто нас спасает от смертной тоски?Вы ему больше налейте.
Вся чистота его солнечных глазПорождена соучастьем.Пусть он, сердечный, напьётся хоть разДо абсолютного счастья.
Как ему трудно во тьме и на днеНам отдавать эти звуки.А ведь и сам на последнем ремнеНосит последние брюки.
Он понимает, что высшая естьВоля над ним и над нами.Бог ему даст и попить, и поесть,И разживиться штанами.
Бог ему высветит к небу пути,И, сокрушаясь при этом,Бог ему, мальчику, скажет: — ПростиТы этих пьяных поэтов.
Вечно они нашумят и наврут,Как несмышлёные чада.Но и они не напрасно живут,А потому, что так надо.
* * *
Не пустая угроза,Просто очень грущу.Кроме Деда Мороза,Никого не пущу.
Я люблю его посох,И волшебный мешок,И искрящийся воздух,Что слетает со щёк.
Хоть и хитрый он парень,Да не вредный зато.Как стеклянный боярин,Он садится за стол.
Смутно в небе самарскомПроплывают в пургеАнанасы в шампанском,Шоколадки в фольге.
Дед, не будь сатаною,На душе холодит.Вся Россия со мноюНа мешок твой глядит.
Не печаль её, парень,Виду не подавай.Улыбнись ей, боярин,Наливай, наливай.
* * *
Один лишь раз в судьбе непышнойЯ небеса поцеловал.Пусть с журавлём промашка вышла,Зато журавлика поймал.Он, свыкшись с долей неизбежной,Живёт в кармане много лет.Он маленькийи очень нежный,Ни у кого такого нет.
Он подрасти уже не смеет.Угрюмым небом позабыт,Курлыкать вовсе не умеет,Зато немного говорит…
Пуглив, как чиж, всегда взволнован,Он — Маугли наоборот.Он сам не знает, для чего онНа свете, собственно, живёт.
Безгрешна в мире многогрешном,Кому душа его нужна?..Я б объяснил ему, конечно,Да сам не знаю ни хрена.
* * *
Кавказский пир-96
Эта водка, что «Русской» зовут,Видно, самая горькая в мире.Прокати нас на танке, Махмуд,У тебя в гараже их четыре.
Мясо белой овцы на столеАппетитною горкою тает.Всё равно в полупьяном КремлеНас никто за людей не считает.
Правда по небу пишет крылом,Белый день письменами усеян.Только — чур, не стрелять за столом,А не то и пожрать не успеем!
Много ты пострелял на веку,Но и мы повидали немало.Ты скажи своему кунаку,Чтоб убрал свою руку с кинжала.
Мы летим на двуглавом орле.Будто внове. Но это — не внове…Прав писатель: «Россия во мгле».А заря не бывает без крови.
* * *
В могиле неизвестного поэта,В которую мы ляжем без имён,Мерцают рядом свечка и комета,Сроднившиеся в громе похорон.
Мы не прошли в анналы и в журналы.Живя в тени, мы не отвергли тень.Мы ляжем здесь —одни провинциалыИз русских городов и деревень.
Смеясь, плутаем вдаль путей-дорожекИ крошим хлеб печали и страстей.И, как ни странно,этих малых крошекХватает на прокорм России всей…
* * *
Женщина над человеческой бойнейС красным крестом на груди,Перекрестись, если это спокойней,Смилуйся, не уходи.Очередь справа — фонтанчики пыли.Жизнь дешевеет в бою.Выдумай так, чтоб меня не убили,Спрячь меня в сумку свою. — Я за тебя помолюсь и поплачу,Ангел мой с пулей в крыле.Я тебя спрячу,конечно же, спрячуИ в небесах, и в земле.
ДиН гостиная
Леонид Сафронов
Виктору Астафьеву посвящается…
Тяга
Как над сёлами космос засвищет,Так согнувшись от тяжких вериг,Что-то во поле бродит и ищетСиним светом обросший старик.
Раз набрёл на лихую ватагу —Не народ, а сплошной матерьял.«Что ты ищешь?» «Небесную тягуНа земле, — говорит, — потерял».
Отвалили ему полковриги;С голодухи и хлеб — колбаса:«Ты бы сбросил, — гогочут, — вериги,Легче станет попасть в небеса!»
Тут такая в них тягость попёрла,Подхватить не успели кошли,Всей оравой по самое горлоВ ненасытную землю ушли.
И не могут сработать ни шагуИз неё ни назад, ни вперёд,Чуют носом небесную тягу,Да земная за горло берёт.
Человек
В страхе землю озираяУ истоков древних рек,Бродит изгнанный из раяСамый первый человек.
Утучняя сладкой пищейПлоть свою — земную персть,Бродит он и способ ищетДвери райские отверсть.
Но не думай, вор, о краже —За святой рекой ЕвфратХерувим стоит на стражеУ закрытых райских врат.
Он вращает по округеОгнедышащим мечом.От меча бежит в испугеЧеловек, бренча ключом.
И, споткнувшись, вязнет в дверцеРыжих пойменных болотИ в тоске срывает сердце —С древа жизни райский плод.
* * *
Казаки
Мимо Дона тихого,Мимо Дон-рекиЕхали угрюмыеС фронта казаки.
Грозный ветер с севераС воем в спины дул,На седле под буркою —Мёртвый есаул.
Кровь лампасом выцвелаНа виске седом…Краснозвёздным выстреломВыбит белый Дон.
* * *
По другому берегуМимо Дон-рекиЕхали суровыеС фронта казаки.
Бился под копытамиМировой пожар…На руках товарищейМёртвый комиссар.
Пуля кровью вышилаНа груди кумач…По-над Доном слышитсяМатеринский плач.
* * *
Мужики
Тары-бары-шаровары,Продувные кушаки…В городском-тверском пивбаре,Как московские бояре,Загуляли мужики.
Притаранили тараниЦелый ворох в сто пудовИ шумят, стирая грани,Грани сёл и городов.
Спорят нервно, но степенноО шелках да о бобах,И кипит пивная пенаНа прокуренных губах.
Для таких любая кружка,Как не выкати — мала…Вьётся пена, словно стружка,Льётся пиво, как смола.
Раскраснелись, аки раки,От заморского питья:Кулаки крепки для драки,Рожи гожи для битья.
А в сторонке горожанеИз столичных пиджаковСмотрят, точно парижане,На российских мужиков.
Мол, сцепитесь ради шутки,Коли жизнь невесела,На пятнадцатые суткиДоберётесь до села…
…Тары-бары-шаровары,Продувные кушаки…В городском-тверском пивбаре,Как московские бояре,Пили пиво мужики.
* * *
Апокалипсис